— Что известно из Ростова? — спросил у первого Прохоров.
— Мазуров начал вести активные действия. Он убирает в основном тех, кто работает с Ираклием. Ему помогает местная милиция, которая, ко всему прочему, устраивает обыски проезжающих автопоездов.
— Есть провалы?
— Ни одного. Поставки идут по графику.
— Отлично.
— Однако существует опасность разоблачения. Людям Мазурова удалось разыскать двух цыган, которым Дохлый продавал наркотики. Они могли видеть схему провоза. Если так, то Мазур, скорее всего, узнает обо всем.
— Так я же приказывал: никаких действий во время маршрута! — повысил голос Прохоров. — Как вы могли прошляпить такое!
— Мы следили за машинами в определенных точках. По–видимому, Дохлый сгружал товар где–то между ними.
— Мы не можем допустить утечки. Если Мазуру станет известно о наших действиях, возникнут огромные проблемы.
— Ликвидировать Мазура?
— Ликвидируйте цыган. Тем самым мы предотвратим утечку, а пока Мазур будет выяснять отношения с цыганами, Ираклий сам с ним разберется. Кстати, что там по Ираклию? Спросил Прохоров второго.
— По Ростову — ничего, — ответил тот, — ему не до Мазура. Ираклию удалось подмять под себя две бригады в Тольятти. В данный момент он занимается еще одной, самой крупной бригадой Моченого, которая контролирует ВАЗ. Требует с них пятьдесят процентов доли. Однако известно, что Моченый наотрез отказался платить. После отказа Моченого Ираклий послал в Тольятти Касыма. Для каких целей — пока не известно.
— Не вмешивайтесь в события, — приказал Прохоров, — только следите! А что по Стрельникову узнали? — спросил он у третьего.
— Несколько дней назад осудили. Никаких контактов с группировками. Дохлый убил его дядю — лесника, Стрельников отомстил.
— Закройте эту тему, она нам не нужна. И займитесь Матвеевым. Я хочу знать о нем все: куда ходит, с кем дружит, что любит, даже какой туалетной бумагой пользуется. И последний вопрос- это профессор Никольский.
— Наотрез отказывается от сотрудничества, — доложил четвертый. — Он отклонил предложение об освобождении сына из тюрьмы. Считаю невозможным уговоры.
— Никаких действий против Никольского не предпринимать без моего приказа. Все на сегодня. Встречаемся ровно через неделю. Если ничего экстренного не произойдет.
В четверть часа езды от Самары в стороне от жилых кварталов была расположена колония для несовершеннолетних преступников. Колония представляла собой квадрат, окруженный высокими стенами. На территории колонии разместились несколько зданий: здание администрации колонии, библиотека с читальным залом и кинозалом, казарма для солдат внутренней службы, спортзал, несколько мастерских, а также самое длинное здание — в нем обитали сами преступники.
Здание было разделено на восемь помещений, каждое из которых имело свое название. Кроме того, здесь имелись туалет, общая душевая, комната для проведения досуга, где стоял телевизор, и просторная столовая. Сами обитатели колонии, а здесь их находилось около ста двадцати человек, называли помещение бараком.
Хотя, справедливости ради, нельзя не заметить, что колония для несовершеннолетних сильно отличалась от взрослых зон не только обстановкой, но и относительной свободой передвижения. Воспитанников, правда, под охраной, не раз выводили в город. Или устраивали им походы по грибы в ближайшие леса. Наверное, поэтому колония напоминала не тюрьму, а скорее, охраняемый интернат. Возраст обитателей колебался от четырнадцати до восемнадцати лет.
25 июня 1993 года около двух часов дня почти все осужденные собирались на летней спортплощадке во внутреннем дворе колонии. Ежедневно — разумеется, только в летние дни — они проводили время на воздухе. Начальство колонии поощряло спортивные увлечения своих воспитанников.
Наигравшись в футбол, ребята, разбившись на группы, разбрелись по площадке. Одни отдыхали, другие вели оживленный разговор. В центре одной из таких групп, развалившись на скамье, полулежал долговязый парень по прозвищу Шнырь. Он был самым старшим в колонии. Ему должно было исполниться скоро восемнадцать лет, после чего оставшиеся три года наказания ему предстояло провести на взрослой зоне.
Шнырь являлся неприкасаемым авторитетом в колонии, так называемым смотрящим, и имел очень хорошие связи на воле. Вокруг него, как сейчас, всегда собиралось человек тридцать — сорок, которые ловили каждое его слово. Стоило Шнырю кому — то из ребят дать команду, они тут же выполняли ее. Все знали: ослушавшегося ждет наказание.
Пока блатные — так их называли — вели свой разговор, немного в стороне расположилась другая группа. Человек двадцать — их называли молокососами, так как они были младше других — курили сигареты. С завистью глядя на окружение Шныря, еще одна группа, человек пятнадцать, молча сидела в одном из углов площадки. Это были чмошники, самая низшая каста в колонии. Даже молокосос мог наехать на них, не опасаясь последствий.
И отдельно от всех на скамейке сидели двое семнадцатилетних парней. Они составляли резкий контраст между собой. Один — невысокий, худой, с правильными чертами лица, по прозвищу Махно. Другой — высокий, здоровый, с огромными кулаками, сила, которого вошла в шутку здесь, в колонии, имел кличку Барракуда. Оба лениво потягивались на пригретых солнышком скамейках и вели беседу.
— Арбат где? — спросил Махно.
— В библиотеку пошел, — отозвался Барракуда. — В натуре придурок. Учиться хотел — надо было в институт поступать, а не сюда на каникулы приезжать. Знаешь, ведь Арбат попал сюда случайно.
Махно лениво махнул рукой:
— Ладно, глохни, Барракуда, не то расплачусь от жалости к Арбату. Эх, скукота…
— Эй, Махно! — позвал его со своего места Шнырь.
— Чего тебе родимый? — отозвался Махно
— Айда ко мне, а то скучно!
— Ты мне за веселье не платишь, Шнырь!
— Харю начищу, Махно!
— Телохранитель не позволит, — Махно показал на Барракуду, — да и мамочке расскажу, она тебя, хулигана, за уши оттаскает.
Шнырь, а вместе с ним и его окружение загоготали. Махно и Барракуда встали и подошли к Шнырю.
— Глядите, пацаны, у Махно мамочка появилась!
— И помечтать нельзя? Так и быть, пацаны, расскажу анекдот.
— Вали, — милостиво разрешил ему Шнырь.
— Здорово, Вован, — Махно помахал рукой солдату внутренней службы Вавилову, которые в это время нес службу на вышке и внимательно следил за происходящим.
Вавилов нахмурился, услышав приветствие Махно. Он недолюбливал его и, откровенно говоря, было за что.
— Спецом для тебя анекдот, родной. Хочу показать свою скрытою любовь к мусорам, прошу прощения, к нашей родной и всеми любимой милиции.
— Хорош трещать, Махно, анекдот выкладывай!
— Так, значит. Сидят двое зеков на берегу реки. Один другого спрашивает: «О чем мечтаешь, братан?», тот отвечает: «Вот бы сейчас кораблик приплыл и меня прямиком домой к жене отвез. А ты о чем?» — «А я представил: вот бы сейчас мимо нас менты в гробах проплывали». Первый его упрекает: «Зачем ты так говоришь? И среди них есть хорошие люди». — «А я что говорю: хорошие менты в хороших гробах пускай проплывают».
Вокруг грянул хохот, ребята попадали на землю. Шнырь держался за живот. Барракуда дернул Махно за руку: «Глянь на Вована!». Махно посмотрел и увидел, как Вован снял с плеча автомат и направил его в их сторону.
— Не понтуй, Вован, все одно не выстрелишь, — крикнул ему Махно.
Тот сделал вид, будто не слышит Махно, вздернул автомат на плечо и отвернулся.
В это время к Шнырю подошел один из молокососов и услужливо протянул сигарету. Шнырь взял ее, и тут же несколько человек чиркнули спичкой. Шнырь затянулся и выдохнул клубок дыма.
— Махно, давай сюда чмошников, — приказал он.
— Он тебе не шестерка, — раздался голос Арбата, который вернулся из библиотеки. Твердым шагом он подошел к Шнырю.
— Тогда сам сходи, — Шнырь хищно прищурился.
— Тебе надо, ты и сходи!
— Борзый ты больно, Арбат, пора тебе на место показать! — Шнырь поднялся.
Все его окружение только и ждало знака, чтобы кинуться на Арбата.
Вмешался Махно:
— Да ладно тебе, Шнырь, не кипятись. Сейчас схожу, какие проблемы!
Но Шнырь уже подал знак, и блатные, как свора собак, бросились на Арбата. Арбат до колонии занимался боксом и успел нанести несколько ударов, прежде чем его повалили на землю и стали избивать. Барракуда и Махно бросились на помощь Арбату. Барракуда сразу же оттащил двух напавших за шиворот, но на него тут же навалились шестеро, и ему самому пришлось отбиваться. Махно так и не добрался до Арбата — ему сразу же разбили лицо в кровь.
Послышался резкий свисток охраны, но прежде чем охранники появились на площадке, блатные бросили троих друзей лежащими на земле и разбежались врассыпную, всем своим видом показывая, что они не имеют к происходящему никакого отношения.
